Посвящается памяти Саши Жукова, Командира сквада =MAG=
[/i]
Ржаной хлеб
Рецепт сегодняшнего роскошного пира и прост и сложен одновременно. На столе у нас лишь по рюмке водки и куску ржаного хлеба. Рюмка моего сегодняшнего, умеющего как никто очень внимательно слушать, гостя стоит на столе и накрыта ломтём ржаного хлеба, а моя зажата у меня в руке. Я долго согреваю её ладонью и пью. Наливаю вновь, грею, пью и говорю с гостем, говорю, говорю…
– Ты помнишь тот день, когда мы познакомились? Да нет, конечно же, не помнишь. В тот вечер ты гонял до седьмого пота Кузю - нашего записного сквадного шутника. Кузя ёрничал, хохмил, стонал о том, что «не для того моя розочка цвела», кричал а-ля Чапаев «брось меня, командир, не выплыть мне», а ты, не слушая его трепотню и добродушно ворча, терпеливо учил его садиться не ломая шасси. Снова и снова, снова и снова…
– В тот вечер мы в первый раз пришли с моим напарником в онлайн. В сквад. В наш родной сквад. Налетавшись друг с другом до этого в офлайне до колик и великой скуки, мы мнили себя крутыми пилотами. Мы смотрели, как под нами садится на бетон полосы, подломив стойки шасси, Кузя. Мы тряслись от смеха с его хохм и с завистью наблюдали, как над нами с космическими скоростями в головокружительной высоте носятся твои, Командир, уже оперившиеся птенцы – пилоты, офицеры сквада. Какими же мы показались себе неуклюжими! Как же мы были рады, когда ты принялся нас учить.
– Ты был неизменно добр и терпелив. Ты прощал нам наши капризы и индивидуальные особенности. Ты их шлифовал и гранил в бриллианты пилотажа и слётанности, в перлы коварства и злобы настоящих истребителей.
– Ты был неимоверно щедр, показывая нам, как на твоей верной старушке «Чайке», раскрашенной в вызывающий флуоресцентный розовый цвет, ниже тысячи метров, можно весело и задорно драть в клочья хвосты «Мессерам».
– Ты был насмешлив в своём лакированном ЛаГГ-е, появляясь из ниоткуда, из-за шторки цвета неба, как шутили мы, и метко стреляя штучными из ВЯ-23 и приговаривая «выстрел – Мессер, выстрел - дохлый».
– Ты был суров. Чего только стоили твои коварные тренировочные полёты в обложной облачности на ориентировку на карте Бессарабии, где нет никаких внятных ориентиров? Где я, ведущий группу, под твою ободряющую фразу «не ссыте, товарищи, ещё ни один самолёт не остался в небе, все приземлились», окончательно заплутав, от безысходности, для поднятия духа, завирально врал, летящим вслед мне моим товарищам курсантам, что на близлежащей зелёной сопке они увидят пастуха с овцами. Пастух будет махать радостно посохом, а если выключить двигатель, можно будет услышать блеянье его отары. Чуть далее, продолжал я врать, на голубой дуге отмели мелкой речушки мы увидим купающихся голых девок, а сам в это время панически сверял с картой курс, снос и путевое время. Но, боже мой, когда всё сходилось с расчётом и неверные ветреные небесные тропы выводили нас к конечной цели, как же мы были счастливы увидеть твой самолёт, ждущий нас с включёнными АНО, на уютном туманном филде.
– А потом случалось волшебство, и игра перестала быть просто игрой, а становилась философией. Все эти бесконечные споры о триммерах, смеси, упреждении и прочей технические ерунде отходили куда-то прочь. Действия и движения наши становились осмысленными, и перед нашими потрясёнными взорами приоткрылся узор Игры.
– Ты помнишь? Я именно в этот момент залюбовался застывшем в небе замысловатым кружевом инверсионных следов и кричал тебе тогда в полном восторге: «Это же шахматы!», а ты заливался счастливым смехом от созерцания ещё одного пилота, поставленного тобою на крыло и говорил мне: «Ну что же, строй теперь свою собственную партию, гроссмейстер».
– Каждый вечер, ровно в девять, ты запускал сервер и ждал нас. Мы могли болеть, хандрить, заниматься чем-то своим, но всегда знали, стоит только захотеть – ты всегда на месте, ты ждёшь нас в гости. И у нас начиналась игра. Игра, в которую играли мы и Игра, которая играла в нас. Уж прости, дружище, за наглую коннотацию к труду старика Бёрна. Каково же это было собрать в кучу, сколотить в дружную команду единомышленников столь разных людей? Какого труда и душевной щедрости это стоило тебе? Объеденить не постаревших ещё мальчиков от тридцати пяти и выше. Мальчиков, с детства мечтавших о небе, о полётах, о штурвале в руках. Никогда не видя их вживую и ориентироваться только на слух? Я, к стыду своему, никогда не спрашивал, а ты никогда не жаловался на свои трудности.
– Прощаясь с тобой, я могу сказать только одно – спасибо тебе, Командир. Я твой должник…
